Цвет боли: бархат. Эва Хансен - Цвет боли: белый Цвет боли читать онлайн

Несмотря на возросшую роль интернета, книги не теряют популярности. Knigov.ru совместил достижения IT-индустрии и привычный процесс чтения книг. Теперь знакомиться с произведениями любимых авторов намного удобней. У нас читают онлайн и без регистрации. Книгу легко найти по названию, автору или ключевому слову. Читать можно с любого электронного устройства - достаточно самого слабого подключения к интернету.

Почему читать книги онлайн - это удобно?

  • Вы экономите деньги на покупке печатных книг. Наши онлайн-книги бесплатны.
  • Наши интернет-книги удобно читать: в компьютере, планшете или электронной книге настраивается размер шрифта и яркость дисплея, можно делать закладки.
  • Чтобы читать онлайн-книгу не нужно её скачивать. Достаточно открыть произведение и начать чтение.
  • В нашей онлайн-библиотеке тысячи книг - все их можно читать с одного устройства. Больше не нужно носить в сумке тяжёлые тома или искать место для очередной книжной полки в доме.
  • Отдавая предпочтение онлайн-книгам, вы способствуете сохранению экологии, ведь на изготовление традиционных книг уходит много бумаги и ресурсов.

© Эва Хансен, 2013

© ООО «Издательство «Яуза», 2013

© ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Свет и тени

Я просыпаюсь в ставшей привычной позе: голова на плече Ларса, его рука по-хозяйски обхватывает меня, прижимая спиной к груди. Затылком чувствую его ровное глубокое дыхание, так дышат во сне люди со спокойной совестью.

Зимой в Стокгольме светает поздно, и только цифры на электронных часах показывают, что уже утро, а свет ночника не позволяет темноте, притаившейся за окнами замка, проникнуть внутрь спальни. Всю ночь падал снег – крупными хлопьями, словно новогодний, я представляю, как он укутал покрывалом все вокруг: сам замок, двор, причал и яхту, дорожку вдоль берега… Тихо, как бывает рано утром в выходной.

Стараясь не шевелиться, некоторое время лежу, вспоминая, с чего все началось…

Столько всего случилось, прежде чем я, Линн Линдберг, оказалась в объятиях самого красивого мужчины в мире Ларса Юханссона в его постели в замке на острове. Остров не только его, а вот замок личный. Недурно?

Сначала мы с моей верной подругой Бритт оказались втянутыми в журналистское расследование (которого, собственно, и не было) убийства Кайсы, но Бритт через пару дней отбыла на каникулы домой в Калифорнию, а меня прикрепили шпионить за вот этим самым красавцем, чьи руки в данный момент крепко обхватывают мое обнаженное тело.

Нет-нет, он вовсе не срывал с меня одежду (хотя я не была бы против). Просто Ларс научил меня не стесняться, но помнить о границе, за которой можно потакать своим тайным желаниям. Граница – дверь спальни, за закрытой дверью можно все, что не противно, по эту сторону и с ним наедине я распутница, Ларс быстро и легко доказал, что под моей оболочкой скромницы прячется порочная натура, и научил сбрасывать оковы. Конечно, пока не до конца, но я делаю несомненные успехи, ванильный секс в миссионерской позе уже не для меня, мне понравились колечки в груди и даже порка и разные фишки БДСМ.

Это наша с ним тайна, делающая ближе друг к другу. О тайне знает только Бритт (как же без нее?).

На моем месте хотели бы оказаться многие, если вообще не все женщины, для которых слово «секс» не ругательство, а напоминание о чем-то приятном… Дело в том, что Ларс умопомрачительно хорош собой, прекрасно сложен, а уж об омутах стальных глаз, у которых тысячи оттенков и в которых прочно поселились веселые чертенята, и говорить не стоит, их магия вообще за гранью разумного. Женская половина человечества неизменно растекается сладкой патокой у ног Ларса Юханссона.

Но Ларс выбрал меня, почему – не знаю, надеюсь надолго, потому что, если он меня бросит, я умру. Сразу умру, даже мучиться не буду. Ни у кого другого нет таких рук, таких губ, ну и… ладно не буду перечислять чего еще, потому что от одного воспоминания о квадратиках его брюшного пресса у меня сводит низ живота.

Еще он богат, причем по-настоящему, умен и образован, но это уже вторично. Главное – его стальные глаза и… и то, что он Ларс! Второго такого нет и быть не может.

Кроме приятных сторон нашего знакомства (о-очень приятных) имеются и крайне неприятные. У меня появился смертельный враг – та самая Анна-Паула Свенссон, которая прикрепила меня к Ларсу. Пока она жива и скрывается от полиции, я жить спокойно не смогу. Она едва не убила меня, а еще подстроила так, что едва не убил Ларс. Анна-Паула вообще преступница, но ненавижу я ее не за покушение на мою жизнь, а за то, что несколько лет назад она смела быть любовницей Ларса!

В моем перечне смертных грехов это самый страшный грех, достойный соответствующей кары. То, что они много лет не виделись, ничего не значит, когда-то Ларс обнимал наглую Анну-Паулу, чего вполне достаточно для смертного приговора ей! Я просто обязана задушить эту дрянь собственными руками. Меня поймут все, кто хоть раз в жизни бывал влюблен по уши.

Бритт со мной согласна и готова поддержать в поимке и уничтожении Анны-Паулы, потому что полиция сделать это, как видно, не способна. Если за дело берется моя неугомонная подруга, итак много пропустившая из-за каникул в Калифорнии, можно не сомневаться, что век Анны-Паулы недолог. Мы еще не придумали, что с ней сделаем, когда поймаем, но участь нахалки, посмевшей любить моего любимого, будет ужасна. Будь она мужчиной, кастрировали бы, а вот как быть с женщиной?.. Ладно, к тому времени, когда изловим, что-нибудь придумается…

Конечно, Ларс не должен подозревать об истинных причинах моей ненависти к Анне-Пауле. Он вообще считает, что наше с Бритт страстное желание поймать и четвертовать нахалку опасно для нас же, потому мы старательно делаем вид, что обо всем забыли. Вряд ли Ларс верит в эту фальшивую амнезию, но пока молчит.

На часах сменились цифры, высветив 7:00. Самое время вставать и одеваться для утренней пробежки. Но сейчас я не бегаю, как делала раньше. Виной всему Ларс, у нас настолько чумовой секс дважды в сутки, что лишних калорий просто не остается, а зарядки для ног лично мне хватает и без пробежки.

От мысли о причинах изменения моего распорядка дня внутри начинает что-то шевелиться. Ларс прав: настоящая распутница, ненасытная и… Ладно, обойдемся без эпитетов. Думаю, если умело разбудить тайные желания, абсолютное большинство женщин окажутся такими же.

– Ты почему не спишь?

Я вздрагиваю. Ларс лежал так тихо, что, когда он проснулся, я не уловила, не было ни малейшего непроизвольного движения, которое делает человек, переходя от сна к бодрствованию.

Он поворачивает меня к себе.

– Линн, я так боюсь тебя потерять…

– Но почему ты должен меня терять?

Если честно, в сердце заползает какой-то противный холодок. Что это, столько дней он твердил, что я его и только его, а теперь вдруг речь о потере? А вдруг Бритт права и я ему просто надоела из-за излишнего послушания? Бритт вообще зовет меня левреткой с тапками в зубах. Такое послушание непривычно для меня самой, я скромница, но не амеба, а вот рядом с Ларсом иначе не могу, расплываюсь мороженым на горячем, как и все остальные. Неужели и правда надоела?!

Что за глупости, тогда он не стал бы ничего говорить, спустил наши отношения на тормозах и все… Нет, здесь другое.

– Ну и к какому выводу привел мыслительный процесс?

– Что? – я даже вздрогнула. Задумавшись, совсем забыла, что Ларс наблюдает. – Почему ты должен меня потерять?

Это не вопрос, а попытка скрыть собственные мысли.

– Скоро начинается учебный семестр.

Тоже мне новость! Можно подумать, я об этом забыла.

– Мне предложили прочесть цикл лекций в Оксфордском университете.

– Вау! – я даже сажусь.

– Вот тебе и вау. Лекции два раза в неделю. – Ларс смотрит на меня вопросительно.

– Это означает, что я буду прилетать домой только на выходные.

А вот это плохо, но как я могу сказать что-то против? Не каждый день даже хорошему специалисту предлагают читать лекции в одном из лучших университетов мира.

– Я пока не дал ответ, хотел посоветоваться с тобой.

– Ларс… – Из глаз готовы брызнуть слезы, но я героически держусь. – Ларс, это очень плохо, что тебя не будет по пять дней в неделю, но не стоит отказываться!

– Я боюсь за тебя.

Я удивилась вполне искренне:

– А почему за меня?

– Боюсь, что ты начнешь заниматься не своим делом и попадешь в какую-нибудь историю.

– Клянусь не влипнуть! – Глупо, но рука сама собой легла на сердце, словно подтверждая серьезность клятвы.

– Лучше поклянись вообще этим не заниматься.

– Что «Ларс»? Думаешь, я не понимаю, что ты начнешь творить в мое отсутствие? Однажды уезжал на неделю, так ты в лайкру оделась и поркой занялась.

Он встал, но, щадя мою все еще наполовину скромную натуру, успел обернуть полотенце вокруг талии. Как намекнуть, что я вовсе не против отсутствия этого самого полотенца?.. Может, хватит играть в скромницу и лучше дать полную волю собственным тайным желаниям? Но требовалось срочно отвлечь его от лайкры и того, что ей сопутствовало.

– Если ты сейчас не пообещаешь ни во что не впутываться, то нигде.

– А если пообещаю?

– Не знаю… Там хороший отель Vanbrugh House рядом с университетом, наверное, в нем. Так как насчет обещания?

– Зачем оно?

В серых глазах смешинки:

– Ты предельно честна, крутишься как угорь, но слова не заниматься сыском не даешь. Вообще-то, правильно, потому что все равно нарушишь. Ладно, я что-нибудь придумаю и просто заберу тебя с собой.

– Вот еще!

– Почему ты не хочешь ехать со мной? – Он ставит меня на ноги и приподнимает лицо за подбородок, заглядывая в глаза. Ой, это один из самых действенных приемов, напрочь лишающих меня способности сопротивляться.

– Ларс, я…

– Ну что ты? – Губы чуть касаются моих губ, это дразнилка-соблазнялка, потому что в ответ внутри немедленно поднимается сумасшедшая волна желания.

– Мне действительно будет плохо и грустно без тебя целую неделю… – Я не лгу, потому что и пара часов без Ларса теперь кажется пожизненным сроком без права посещения. Интересно, есть такие в тюрьмах?

– И не одну, заметь.

– Я буду плакать, тосковать… Но никогда не прощу себе, если ты откажешься от такого предложения. Не отказывайся, не стоит.

– Ларс, правда, не отказывайся. – У меня снова готовы брызнуть слезы из глаз, но я креплюсь. – Я буду так гордиться тобой! У тебя много знакомых в Оксфорде?

– Как и везде. Если ты имеешь в виду девушек, то не очень, – глаза откровенно смеются, – но тому, что ты меня ревнуешь, я рад. А теперь скажи честно, чего ты сейчас хочешь.

Приходит моя очередь изображать изумление, но именно изображать, потому что он видит меня насквозь, и фальшь преувеличенного удивления тоже.

– Угу, ты. Не желаешь озвучить? Ладно, я скажу сам. Ты хочешь, чтобы я взял тебя вместе с собой в душ…

Все это произносится в то время как Ларс действительно несет меня, перекинув через плечо. Я болтаю в воздухе ногами, но сопротивляюсь не слишком. Какой надо быть дурой, чтобы отказаться от совместного душа с умопомрачительным сероглазым красавцем, квадратики брюшного пресса которого сводят меня с ума. Я давно усвоила, что принимать душ вместе с Ларсом значит побывать на седьмом… нет, двадцать седьмом небе.

Для начала он окатывает меня водой, потому что целоваться и заниматься сексом под водяными струями куда приятней, нежели просто в постели. Не пробовали? Советую…

Потом притискивает к стенке душа и начинает целовать. Медленно, дразня и маня, сначала едва касаясь губами виска, щеки, уха, шеи… губы под запретом, потому что, если они сольются, остальное произойдет мгновенно, а нам обоим хочется растянуть вожделенное удовольствие…

Но разве дразнить, играя языком колечками пирсинга в моей груди, это не садизм?

– Ла-арс…

Язык играет колечком, одна рука держит мою спину, вторая поглаживает то, что пониже ее… Я выгибаюсь дугой, вцепившись в его плечи, иначе на ногах не удержаться, потому что колени подгибаются. Дыхание через раз и с задержкой…

Медленно, страшно медленно его губы опускаются до моей талии, счет времени потерян, о существовании мира снаружи забыто напрочь, нам он совершенно неинтересен.

Когда Ларс наконец возвращается к моему лицу и приникает к губам, кажется, прошла целая вечность. Я обвиваю его ногами и руками и отдаюсь волне сумасшедшего желания, в очередной раз мысленно обещая, что больше не позволю ему так долго меня дразнить. Но Ларс и тут умудряется оттянуть решающий момент. К тому времени, когда нас обоих все же накрывает эта последняя волна, проходит еще одна вечность. Какие они долгие, эти вечности, особенно в конце! Но я не против, потому что восторженное ожидание блаженных мгновений и страстное желание испытать оргазм ничуть не хуже самого оргазма.

– Не смей закрывать глаза!

– Что? – Оглушенная страстью, я почти ничего не слышу, а соображаю и того меньше.

– Смотри на меня, когда кончаешь.

– Зачем? – я действительно не понимаю.

– Смотри мне в глаза! – почти рычит он, и я послушно таращусь в его стальные омуты. Нет, я тону в них, ничего не видя вокруг, отдавая тело на волю сумасшедшему желанию, а душу этим серым глазам.

Кажется, кричу, но мне все равно, даже если начнут ломать дверь привлеченные моими воплями бабушка или Бритт. Ничто вокруг не существует, кроме стальных глаз и этого тела. Моего собственного не осталось, оно растворилось, как воск в пламени свечи, нет, в ревущем огне огромного пожара. Я расплавилась, сгорела полностью, но возрожусь, как птица-феникс, это уже не первый раз.

У Ларса на плече следы от моих пальцев, но это небольшие травмы, если бы он не заставил смотреть в глаза, я, пожалуй, умудрилась бы вообще его покусать.

– За… зачем ты заставляешь меня смотреть в глаза?

– Я? – кажется, он удивился вопросу. – Не знаю, просто хочу, чтобы ты принадлежала мне вся – телом и душой.

– Я и так принадлежу.

– Помолчи…

Мы стоим под потоками воды, приходя в себя. Немного погодя я чувствую, как у Ларса снова пробуждается желание. Безумно устала, но одна мысль о возможном повторении заставляет ходить ходуном все внутри, я прекрасно понимаю, что, стоит ему начать снова, я с восторгом поддержу это начинание.

Так и есть.

– На ковре!

– Угу, – я вовсе не против ковра и пола…

– Ты сверху.

– Трусишь?

Ах так?! Ну держись, я не потеряла навыков с рождественской ночи, когда выполнила желание Ларса получить в качестве подарка «под елочку»… изнасилование. Хочешь еще одно? Я вполне способна его изнасиловать, если он не против, конечно.

Ларс «за» обеими руками и… еще много чем.

– Не смей закрывать глаза!

– Мне так легче… – почти жалобно пищу я, мне действительно так легче.

– Хочу видеть твой безумный взгляд, когда ты кончаешь. Ты так хороша в этот момент!

Мелькает мысль, что он умудряется еще что-то замечать, но ее тут же вытесняет новая бешеная волна желания, думать я уже не способна. Сверху так сверху, и пусть смотрит сколько влезет! Сам же научил за закрытой дверью спальни слушать свое тело, а не пуританские правила приличия. С тех пор как Ларс безжалостно разрушил мой собственный плотный кокон из всевозможных моральных запретов и ложной скромности, каждый наш секс стал просто чумовым, это взрыв, сносящий крышу пару раз в день. Мне больше не требуется бегать, чтобы похудеть.

И снова мой взгляд прикован к его стальным омутам, но теперь я вижу и в его глазах такое же безумие. На сей раз следы, кажется, останутся у меня на талии, потому что руки Ларса держат крепко, очень крепко, помогая двигаться в одном ритме с ним самим. Я не ору на весь замок только потому, что прикусила губу, до крови прикусила…

Выясняется это, когда все заканчивается и я просто падаю на ковер, не в силах двигаться вообще. Мне все равно, как это выглядит, что происходит вне комнаты, что вообще творится в мире. Некоторое время мы лежим, совершенно обессиленные, потом Ларс переворачивает меня на спину, наклоняется к лицу:

– Эй, ты жива?

– Не уверена.

– Губу прокусила.

Он слизывает кровь, чуть покусывает пострадавшую губу, но не больше, мы устали, требуется отдых. Или просто передых?..

Скажи мне кто еще пару месяцев назад, что я способна буквально рычать, сидя на парне верхом, обозвала бы придурком. Но, кажется, жизнь способна разрушить еще и не такие «твердые» убеждения…

– Эй, эй! А ну, пошел вон! Это наше место!

Йен мог себе это позволить: вот так орать на рослого, крепкого парня, потому что они с Якобом стояли на мосту, в то время как парень что-то искал на берегу у самой кромки воды. Была надежда удрать, если тот, кому пригрозил Йен, решит погнаться за нахалом.

Конечно, чисто одетый парень, чья очень приличная машина осталась на дороге у моста, не мог быть конкурентом двух бомжей, обычно промышлявших на берегу. Эти два пенсионера вовсе не были бездомными, у каждого имелось жилье, но, оставшись без работы, они решили вспомнить молодость и немного пожить как хиппи, что летом получилось довольно просто. Почувствовали вкус вольной жизни, втянулись и вот теперь, сами не зная почему, практически бомжевали, ночуя где попало и питаясь благотворительными обедами. Оправдание нашли очень простое:

– Йен, ты представляешь, как вырастет наш счет в банке, пока мы живем на природе и не тратим пенсию!

Глупость, конечно, но что им делать в одиночестве дома? А так вспомнили буйную молодость шестидесятых.

В бездомной жизни прошло лето, потом осень, началась зима…

Сначала парень погрозил кулаком, заметив, как разглядывают его машину старики, потом вдруг замахал им руками:

– Идите сюда!

– Не ходи, – посоветовал приятелю Якоб, на всякий случай прячась за его спиной. Но Йен не из пугливых, во всяком случае, так он сам о себе думал.

Старик смело шагнул к парню:

– Ну, чего тебе?

– Вы часто здесь бываете?

– Ты же сказал, что это ваше место?

– Ну, бываем, а что? – несмотря на воинственный настрой, Йен на всякий случай сделал шаг назад. Мало ли что придет в голову этому накачанному…

– Не находили чего-то необычного?

– Чего это?

Вообще-то, необычное, даже страшное, было – они нашли труп девушки, который сбросили с моста в воду. Сначала увидели какую-то ткань, зацепившуюся за опору моста, решили, что это плед, и даже рассердились на тех, кто разбрасывается такими вещами. Но когда Йену удалось подхватить находку крюком, который у приятелей был припрятан на случай, если посреди реки попадется что-нибудь стоящее, стало ясно, что в ткань что-то завернуто. Содрогаясь от собственной храбрости, они подтащили это нечто ближе к берегу и… Лучше бы оставили там, где было, пусть бы, отцепившись, пошло ко дну, потому что завернутой в большой плед оказалась утопленница. Ни Йен, ни Якоб даже разглядеть женский труп не смогли, но в полицию позвонили, они же законопослушные шведы…

А потом были полицейские с их расспросами: что, да как, да почему? Больше месяца приятели обходили то место стороной, но как преступников тянет к месту преступления, так и их тянуло к мосту.

Теперь вот этот… Он сильный, очень сильный, такой мог одной рукой справиться с Йеном, а второй с Якобом, причем одновременно. Приятели не стали проверять эти возможности и его способность быстро бегать тоже, но и рассказывать о трупе почему-то не стали.

– Так было что?

– Ничего… А ты чего ищешь-то? Что потерял?

Несколько мгновений парень внимательно изучал обветренные лица приятелей, потом фыркнул:

– Запонку!

– Запонку? – изумился Якоб, а Йен уже энергично мотал головой:

– Не, запонки здесь не валялись.

– А что валялось?

– Пустые бутылки… окурки… разная дрянь… не, запонки не валялись.

Парень зло дернул плечом и зашагал к своей машине. Приятели молча наблюдали, как он удаляется.

– А хорошо, что мы ему ничего не рассказали.

– Хорошо, – кивнул в ответ на глубокомысленное замечание друга Йен, – но лучше сюда не ходить. Может, это его девушка была?

– Ага, и он ее потерял.

– Пойдем, ну его, этот мост.

Бомжи поспешно, насколько могли, удалялись от опасного места. Реки и мосты через них, конечно, хорошо, но иногда там встречаются страшные находки…

Расследование убийства Кайсы Стринберг и ее подруги Бригитты Ларсен, повешенных с попыткой имитировать неудачное БДСМ-самосвязывание, а также Марты Бергер, труп которой ее работодательница Анна Свенссон пыталась выдать за свой собственный, зашло в тупик. Трупов больше, чем в кровавых фильмах Квентина Тарантино, а следствие ни на шаг не продвинулось в раскрытии убийств.

– Что мы знаем? – риторически поинтересовался сам у себя следователь Даг Вангер и со вздохом констатировал: – Ни-че-го!

Это было не так, они знали имя преступницы – Анна Свенссон, но та сбежала. Однако Свенссон (или, как ее звали в действительности, Паула Якобс) явно причастна только к третьему убийству, а еще к гибели полицейского во время побега, утверждать о ее виновности в первых двух случаях Даг не мог.

В Управлении не любили нераскрытые преступления, где их любят? А еще не любили, когда следователи подолгу занимались чем-то, что остается нераскрытым, это выглядело как безделье. Потому Вангеру и его помощнице Фриде Волер подсунули сначала одно, потом другое, а потом еще парочку мелких дел. Они успели со всем справиться между прочим, честно говоря, больших загадок там не было, но теперь требовалось написать по закрытым делам отчет, то есть заняться тем, что Даг Вангер не любил больше всего. Он предпочел бы ломать голову над поведением неведомого преступника, даже лежать в засаде по горло в грязи или ночью в мороз обследовать место преступления где-нибудь на берегу залива, но только не сочинять казенные фразы, описывая собственные действия.

Понимая, что писать все равно придется, Даг со вздохом уселся за компьютер.

И Фрида куда-то запропастилась… Можно подсунуть отчет ей, девушка не отказалась бы, но Вангер понимал, что это нечестно, три отчета Фрида уже настучала на клавиатуре сама, оставив Дагу дело попроще.

Девушка словно почувствовала, что Дагу скучно без нее и без убийств.

– Даг, наши отпечатки засветились…

Вангер на мгновение вскинул на появившуюся в кабинете Фриду глаза и снова уткнулся в клавиатуру, на которой набирал текст двумя пальцами, разыскивая каждую букву:

– Твои. Я свои всегда стираю после того как кого-то укокошу.

– Не ты ли твердил, что чем больше зацепок, тем лучше? Получай: их обнаружили в деле о девушке, которую нашли под мостом утопленной, помнишь? Это пальцы Бригитты.

Даг ворчливо вздохнул:

– Даже кофе не принесла вместе с такой гадкой новостью…

– Ладно, сейчас принесу.

– Я не занимался этим, но что-то слышал. И где у утопленниц можно найти отпечатки пальцев? – Палец замер над клавишей, словно не решаясь опуститься на нее, пока не прозвучит ответ.

– В брошенной машине, которая привезла труп к воде. Там старательно все вытерли, но какая-то женщина оперлась о стекло, придерживая дверь, видно, было неудобно вытаскивать что-то или кого-то из машины.

– Так… давай все сначала. Я не знаю этого дела. – Вангер отодвинул клавиатуру, которую для удобства подключал даже к ноутбуку.

Фрида кивнула:

– Я схожу за кофе, а дело сейчас принесет Кевин Эк. Боюсь, это грозит нам осложнениями.

– Какими еще?!

– Ты же знаешь, как не любят безнадежные дела без малейших шансов на раскрытие, особенно связанные с убийствами. Даг, постарайся, чтобы нам не спихнули и его. – Чтобы произнести вторую фразу Фриде понадобилось сделать шаг назад и откинуться, выглядывая из-за двери.

– Ну уж нет!

– Так я тебе и поверила… – вздохнула девушка.

Когда через десять минут Фрида вернулась в кабинет с тремя стаканчиками кофе в руках и большим пакетом с булочками в зубах, из-за чего даже дверь пришлось открывать ногой, Вангер и Эк уже голова к голове изучали материалы дела об утопленнице.

– Эй, а почему без меня?!

– Ты отсутствовала.

– Всего десять минут, могли бы и подождать. Тем более ходила за кофе для вас же.

– Присоединяйся.

Эк принял стаканчик с кофе, в знак благодарности мотнул своей кудлатой головой, не отрывая взгляда от экрана монитора.

– Так! – Фрида возмутилась уже по-настоящему. – Или я в деле, или просто ухожу.

– Кевин, рассказывай все сначала, – распорядился Даг, беря у Фриды второй стаканчик.

Оказалось, труп девушки обнаружен бомжами вскоре после утопления, это удачно, немного погодя все затянуло бы снегом и льдом до весны, зимние утопленники всплывают, только когда тепло. Нашлась и брошенная машина. Стопроцентной уверенности, что именно на ней привезли труп к воде, не было, но группа крови погибшей совпадала с группой крови следов в машине. Все зыбко, неточно, дело казалось безнадежным. Единственные найденные пальчики принадлежат неизвестно кому, вернее, теперь известно – убитой позже Бригитте Ларсен.

Кевин кивнул на экран:

– Парни написали хорошую программу, благодаря которой не нужно долго и нудно сравнивать отпечатки с теми, что имеются в картотеке, теперь это делает машина. Заложил полученные пальчики, и она через пару секунд выдаст, где такие встречались, если уже встречались. Мы теперь загружаем все подряд отпечатки, какие находим на местах преступлений.

– В машине на стекле обнаружили отпечатки двух пальцев, все остальное стерто, а эти пропустили. Они совпали с вашими.

– Не нашими, а Бригитты Ларсен, – наставительно произнес Вангер.

– Да, конечно, – смутился Кевин.

Даг махнул рукой Фриде:

– Пей кофе, и пойдем к патологоанатомам, смотреть, что там у них. Чует мое сердце, все дела свалят в одну кучу.

– Угу, и повесят на нас. Чего я и боялась.

Они оставили булочки и недопитый кофе Кевину и отправились в морг судмедэкспертизы. Нелепо тащить туда стаканчики с напитком.

– Этим трупом занимался Адам, – кивнула в сторону молодого человека симпатичная эксперт, с интересом и почти сочувствием косясь на Дага.

Вангер не раз размышлял, почему патологоанатомами так часто бывают красивые женщины? Ему казалось, что запах смерти не выветривается, к нему можно привыкнуть и не замечать, но от него невозможно избавиться. Неужели вот эта женщина, с которой Даг иногда сталкивался в коридорах, но еще ни разу не работал вместе, не задумывается о запахе? А как она воспринимает мужчину, с которым спит, как труп?

От глупых мыслей его отвлек подошедший Адам. Вот кто типичный ботаник, из тех, для кого смерть всего лишь повод что-то изучить, а труп – объект научного наблюдения. Но Вангер знал, что это только на работе, даже завидовал Адаму, у которого трупы отдельно, а нормальная жизнь отдельно. Вне рабочего места парень общительный, веселый, с хорошим чувством юмора, а будучи одетым в халат и маску, в перчатках становился въедливым и спокойным, как машина. Умная машина.

– Я знаю, о ком вы хотели бы услышать. Девушка…

Договорить не успел, у Вангера зазвонил телефон. Глянув на экран, Даг сделал знак, чтобы Адам подождал. Звонил руководитель отдела Микаэль Бергман:

– Даг, ты где?

– Мы с Фридой у патологоанатомов. Тут интересные новости.

– Я знаю, – вздохнул Бергман. – Бери Фриду, и приходите ко мне. Сейчас.

– Началось… Фрида, пойдем, все это, – Вангер кивнул на закрытые полки холодильника морга, – позже.

– А если труп отправят на захоронение?

– Не отправят. Если Бергман зовет, зная о новостях, значит, дела объединяют.

Они сняли перчатки, защитные халаты и очки, сбросили все в контейнер, кивнули Адаму Сандвергу, рассказ которого о трупе прервал звонок Бергмана, и отправились в кабинет к начальству.

– Мне кажется или ты доволен, что дело стараются спихнуть нам?

– Знаешь, Фрида, – Вангер поскреб шею, – иногда лучше иметь пять дел, завязанных одной ниточкой с множеством узелков, чем возиться с одним безо всяких следов. Нужная зацепка может оказаться в чужом деле. Похоже, сейчас именно так.

Фрида принялась перечислять:

– У нас два повешения, изуродованный труп женщины, двойная попытка убийства, сбежавшая преступница и два убитых полицейских из-за нее, нам не хватало утопленницы, ну и еще нескольких расчлененок… Я ничего не забыла?

Даг обратил внимание, что, считая, Фрида загибала пальцы, а не распрямляла их, как обычно.

– Какие еще расчлененки?

– Это я так, на всякий случай, вдруг и они найдутся. Ты серьезно согласен заниматься еще и утопленницей?

– Все эти дела между собой связаны, причем связаны тесно. Поймем связь – найдем виновных.

– Дай бог…

– Эй, – вдруг окликнул их Адам, – подождите меня. Тоже вызвали к Бергману, – сообщил он, догнав. – Похоже, будет общая группа.

– Непременно будет. Такого количества трупов у нас давненько не было.

Даг шагал к кабинету Бергмана, ворча на ходу:

– Шведы что, разучились интеллигентно убивать друг друга? Повешенные, утопленные, задушенные… и это вместо нормального пистолета или винтовки.

– Ты забыл сковородку, – откликнулась Фрида.

– Какую сковородку? – изумился Адам. Ему очень нравилось, как общались Вангер и Фрида: на одной волне, словно продолжая мысли друг друга. Очень хотелось к ним третьим.

– Чугунную!

Адам обомлел:

– Она любила его, а он любил выпить. Дочери все это надоело, и девушка избавилась от папаши при помощи чугунной сковородки, а заодно пыталась и от мамаши, свалив убийство на нее.

– У нас не было такого трупа.

– Он умер в больнице, там и вскрывали… Пострадавший тоже мало походил на образец непорочности, трижды сидел то за драку, то за наркотики. Жена всегда готова поддержать его в выпивке, вот дочь и взяла решение проблемы в свои руки.

– Давненько я не видел убийств сковородками.

– А ты их вообще видел? – фыркнул Вангер. Ему вовсе не хотелось сейчас обсуждать что-либо, кроме новости с отпечатками пальцев Бригитты Ларсен, Даг нутром чуял, что начинается настоящее расследование.

Перед кабинетом Бергмана его помощница Урсула кивнула на дверь:

– Вас ждут…

Даг подумал, что не представляет Бергмана без Урсулы, наверняка они вместе пришли в Управление, Урсула знает Микаэля лучше, чем тот сам себя.

Долго размышлять о взаимоотношениях начальника отдела и его помощницы-секретаря не пришлось, Вангера и Фриду и впрямь ждали. Стоило им войти в кабинет Бергмана, где уже сидели несколько человек, как тот кивнул:

– Ну вот, все в сборе. Начнем. О веренице убийств уже знаете. Это слишком, словно все рождественские каникулы только и делали, что вешали, терзали, топили. Создается объединенная группа из следователей, экспертов, технической службы. Возглавит группу Даг Вангер. Раскрыть быстро. Как можно быстрее, – добавил он, повернувшись к Вангеру, хотя тот не произнес ни звука. – Я понимаю, что это сложно, но, думаю, вы справитесь. Вы друг друга знаете, представлять не буду. Давайте лучше озвучим все, что сейчас имеем. Итак, первый труп по времени – Кайса Стринберг. Даг, говорить лучше тебе.

– Да, – Вангер вздохнул, скомкал лист бумаги, на котором собирался записывать то, что скажут другие, швырнул его в корзину, словно баскетбольный мяч, и потер виски пальцами. – Кайса Стринберг была повешена в своей квартире. Имитировано самоповешение. Перед тем придушена, чтобы не оказывала сопротивления и не пыталась выбраться, потому ни следов борьбы, ни беспорядка не было. Со слов соседки составлен фоторобот, который опознала Линн Линдберг. Линн Линдберг – нынешняя подружка Ларса Юханссона, первого подозреваемого. Он занимается этой дурью с веревками, – Даг покрутил в воздухе рукой, выписывая нечто замысловатое. – Вернее, занимался, все твердят, что давно бросил, но связана погибшая была каким-то хитрым способом, придуманным этим самым Юханссоном. У него стопроцентное алиби, был на виду у слишком многих, чтобы сомневаться. Получается, верить в самоубийство или несчастный случай нельзя, но подозревать некого. Если убийство, то действовали двое, потому что одному не справиться.

«Самый впечатляющий шведский детектив после ухода Стига Ларссона!»

«Что бы ни говорили ханжи, этот роман не о пороке, а о безднах любви».

Uppsala Expressen

«Смешайте в нужной пропорции «Девушку с татуировкой дракона» и «50 оттенков серого» – и наслаждайтесь вкусом нежности и боли!»

Böcker för alla

«В этом романе Стокгольм – не просто место преступления, но третья сторона «любовного треугольника». Такого Стокгольма – города греха, чувственности и неистовых страстей – шведская литература еще не знала!»

Öppna TV Stockholm

«Пугающе откровенный, восхитительно чувственный эротический детектив!»

Svenska magasin för kvinnor

Все шведские газеты трубят о серии загадочных убийств девушек, отличавшихся при жизни не самым праведным поведением. Подозрение падает на Ларса Юханссона – молодого эксцентричного миллионера, известного в узких кругах своими «особыми» эротическими пристрастиями. Юная журналистка, проникнув «под прикрытием» в закрытый для посторонних глаз мир БДСМ, вскоре с ужасом осознает, что без ума от подозреваемого – ее неудержимо влечет к нему, словно бабочку на огонь…

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Цвет боли. Красный" Эва Хансен бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

«Эта книга достойна премии за «Лучший скандинавский детектив» не меньше романов Ю. Несбё!»

Sveriges TV tj?nst

«Бестселлеры Эвы Хансен – драгоценный сплав эталонного шведского детектива с эротическим романом! Если бы Стиг Ларссон успел прочитать «50 оттенков серого», его «Девушка с татуировкой дракона» сделала бы себе новое тату – цв?та боли…»

Stockholm Expressen

«В жанре любовного детектива Эве Хансен нет равных, но в своем новом романе она превзошла саму себя!»

Svensk Litter?r marknad

Не доверяйте розовым мечтам

– Угробить такую машину… Дороги им мало, что ли? – ворчала Бритт, разглядывая снимок в газете, на котором груда металла у столба лишь отдаленно напоминала «Вольво» последней модели. От водителя, что был в авто во время аварии, и того не осталось…


Когда газетам не о чем писать или репортеры чувствуют, что бесконечные страшилки по поводу полного падения нравов и испорченной экологии надоели всем больше плохой погоды, они принимаются смаковать какое-нибудь криминальное происшествие. Если такового не находится – обсуждают несчастный случай, порождая сомнения в правильности выводов полиции и медиков: а вдруг это вовсе не несчастный случай… или не совсем несчастный… или не случай, а закономерность…

Полицию это страшно нервирует, но ничего не поделаешь.

На сей раз было именно так: истерия по поводу российских бомбардировщиков вблизи шведских границ и якобы выпущенных по Стокгольму учебных ракет сошла на нет, а новая тема не находилась. Газетам требовалось продержаться хотя бы пару дней до начала освещения конкурса «Евровидение» в Мальме.

Для пары дней вполне сгодилась новость о происшествии на трассе Е4: в районе Нючепинга неожиданно прибавила скорость, потом вильнула вправо и на полном ходу врезалась в ограждение «Вольво». Сидевшая за рулем женщина погибла. Полиция дала исчерпывающие объяснения: Аника Флинт потеряла сознание и, соответственно, способность управлять своим автомобилем, испытав анафилактический шок из-за аллергии на что-то. Несколько свидетелей подтвердили, что никаких помех движению ее автомобиля на трассе не было.

Некоторое время газеты обсуждали вопрос, нельзя ли сделать дороги безопасными даже для таких случаев, а потом дружно переключились на Мальме и съезжавшихся туда участников «Евровидения-2013». Всему свое время…


Полиция быстро закрыла дело, потому что состава преступления действительно не нашлось, многие страдают аллергическими реакциями, погибшей просто стоило быть осторожней, тем более садясь за руль. Потеряв сознание, женщина, видно, оперлась ногой на педаль газа, машина получила сильное ускорение, и удар оказался столь сильным, что даже замечательная подушка безопасности не спасла ей жизнь, в тот момент ремень женщины почему-то оказался расстегнут.

Родные решили ее кремировать, тело и голова слишком пострадали.

Бритт, изучив последнюю истеричную заметку на эту тему, раздраженно отбросила газету в сторону:

– Рассуждают так, словно человек нарочно наглотался какой-то гадости, чтобы влепиться в столб на полной скорости!

Но тут же взяла газету снова:

– Вау! Похоже, это мать Петры Флинт!

– Ты ее знала? – покосилась на подругу Фрида, заваривавшая кофе.

– Дочь знаю, учились вместе. Кажется, стоит позвонить и выразить соболезнования.

Фриде хотелось предостеречь Бритт, чтобы думала, прежде чем говорить, у подруги второе частенько опережало первое, но та уже щебетала по телефону.

На сей раз обошлось, Бритт умудрилась не переступить границы разумного соболезнования, а потом разговор пошел о другом, и это другое заставило Фриду насторожиться. Бритт явно обещала дочери погибшей расследовать трагический случай, поскольку «шведская полиция, как и любая другая, мало на что годна».

– Ты о полиции? – Бритт махнула рукой. – Во всем мире не найти человека, который был бы доволен работой полиции, неважно, в какой стране он живет.

Протягивая подруге кружку с кофе, Фрида подумала, что Бритт не так уж далека от истины.

– Что ты ей обещала?

Бритт не успела ответить, у нее зазвонил телефон. По обрадованному воплю «Линн!» стало ясно, что звонит третья составляющая женского детективного агентства Линн Линдберг, вернее, уже год как Линн Юханссон.

Фамилию давняя подруга Бритт сменила, выйдя замуж за умопомрачительного красавца и к тому же миллионера Ларса Юханссона. Посмей кто-то назвать это браком по расчету, наверняка лишился бы глаза, а то и обоих от коготков Бритт. Но никому из знавших Линн и Ларса в голову не пришло говорить о расчете, влюбленность Юханссонов и через год после свадьбы была просто написана мазками счастья на их лицах и светилась в глазах.

Говорят, все сказки свадьбами заканчиваются, и ни одна не начинается… Линн и Ларс счастливое исключение, у них крошечная дочка и полное отсутствие проблем. Во всяком случае, подругам ничего не известно, а подруги такие вещи, как супружеские проблемы, обычно чуют за версту.

– Линн, ты вовремя! Подвернулось интересное дельце. У Петры Флинт матери подлили амоксициллин, чтобы вызвать аллергический шок!

Фрида просто отняла у Бритт телефон:

– Линн, здравствуй. Никакого дела нет, просто у подруги Бритт сомнения по поводу гибели ее матери. Мы еще не решили, будем ли браться за расследование. Приезжай, мы по тебе соскучились.

Бритт надула губы:

– Будем, будем. Аника Флинт врач и ни за что не стала бы принимать смертельно опасное для себя средство, тем более в дороге. – Она ткнула пальцем в подругу, словно припечатывая к стенке. – И ее дочь намерена официально поручить нам расследование.

– Дочь хоть совершеннолетняя?

– Наверное… Ничего, найдется еще кто-нибудь из родственников.


Свое детективное агентство «Леди +» подруги организовали полгода назад. Окончившая полицейскую академию и имевшая опыт работы следователем Фрида была официальным сыщиком, а американка Бритт числилась у нее помощницей. Еще на агентство работал компьютерный гений и по совместительству сосед подруг Магнус, тренер по крав-мага Том, безуспешно пытавшийся добиться взаимной страсти от Бритт, и юная особа Луиза, числившаяся секретарем и делающая по три ошибки в каждом слове. Нет, бывали и две, если больше букв не имелось. Линн, как дама, обремененная семейством, являлась просто группой поддержки, хотя подруги считали ее третьим действительным членом компании, тем более само агентство создано на деньги Ларса Юханссона.

Фриде не очень нравилась идея расследовать проблему медицинского характера, но, во-первых, в тот момент у них была всего пара мелких делишек, разобраться с которыми не составляло труда, во-вторых, Бритт все равно не переспоришь. Она вздохнула:

– Назначай встречу своей подруге, только пусть приведет с собой кого-то совершеннолетнего и желательно не бойфренда, а родственника погибшей. У этой Петры отец-то есть?

Бритт вытаращила на Фриду глаза:

– А бывают дети без отцов? Кажется, искусственные сперматозоиды еще не вывели…

– Бритт, я говорю о господине Флинте. Или Аника воспитывала дочь одна?

– У Андреаса Флинта есть телефон, значит, он существует! – объявила Бритт, разыскивая в своем мобильном номер. – Вот он!

Фриде пришлось согласиться с железной логикой подруги: если у человека есть телефон, значит, человек существует.

– Занято! Ничего, сейчас дозвонимся.

– А откуда его телефон у тебя?

– Пришлось однажды врать, что Петра у меня.

– А где она была в действительности? – Фрида уже понимала, что сейчас скажет: «Ой-ой…»

Так и есть:

– У Карла… или нет, у Петера… какая разница, у кого? Ладно, я поехала домой, Линн обещала заскочить на пару часов…

Хороший способ избежать расспросов с пристрастием – умчаться якобы готовить обед в связи с обещанием Линн заскочить к ним сегодня хоть на часик. Фрида улыбнулась, она прекрасно понимала, что обедом будет пицца, причем заказанная по телефону.


Она сама домой пока не собиралась, были кое-какие бумажные дела, к тому же Фрида решила узнать все, что возможно, о гибели Аники Флинт в полиции. Интересно, кто занимался этим делом? Она ушла из отдела расследований чуть больше года назад, когда ближайшие коллеги, те, кому она безоговорочно доверяла и кто, казалось, так же верил ей – Даг Вангер и Микаэль Бергман, прекрасно знавшие ее отца, заподозрили Фриду в предательстве.

Она не стала оправдываться, просто за четверть часа вывела на чистую воду настоящего «крота» Управления – помощницу самого Бергмана, через которую бандиты узнавали все планы группы, и написала заявление об уходе. Работать там, где тебе не верят, невозможно.

Все произошло так быстро, за какой-то час. Она не пожелала разговаривать с бывшими коллегами, даже уехала из дома, понимая, что Бергман появится там, знала, что оба уволились тоже, но обида за недоверие была столь велика, что думать о возможности общения не хотелось.

Однако у Фриды в Управлении остались те, кто не поверил в ее предательство, и хотя она не общалась ни с кем, разве что случайно встретившись где-нибудь, девушка понимала, что в случае острой необходимости сможет обратиться за советом или информацией, которая секретом не является.

Порывшись в мобильном, нашла телефон патологоанатома Адама Сандверга, с которым не раз пересекалась за время работы в Управлении. Услышав гудок, едва не отключилась, передумав, но Адам ответил быстро:

– Фрида! Рад тебя слышать. Как ты?

– Здравствуй, Адам. Ты меня узнал?

– Фрида, мы с тобой вроде не ссорились, чтобы удалять твой номер из записной книжки.

Хотелось спросить, почему же в таком случае никто ни разу не позвонил за целый год, но сейчас ее больше интересовало дело.

– Адам, мне нужны кое-какие сведения, не думаю, что это секрет.

– Не вопрос, что могу, расскажу. Чем ты сейчас занимаешься?

– Частное агентство «Леди +».

– А, я слышал… Выявляете потенциально неустойчивых мужей?

– Нет, этим занимается просто «Леди».

– Не очень понял, но все равно рад тебя слышать.

Фрида в очередной раз твердо решила поменять название агентства.

– У вас было такое дело – Аника Флинт разбилась на машине из-за потери сознания в связи с анафилактическим шоком? Или его отдали Нючепингу? – Все же Фрида звонила по делу…

– Наше. Вскрывала Агнесс. Там анафилактический шок из-за аллергена. А почему ты интересуешься?

Фрида решила не скрывать, иначе, если снова понадобится информация, не дадут.

– Муж и дочь погибшей не верят, что она могла принять амоксициллин, прекрасно зная, что это смертельно.

– Я не знаю, что за аллерген. Дело вел Оке Винтер… Но он расспросил всех. Похоже, тетка потеряла сознание из-за шока. Потянулась на ходу в бардачок за лекарством, потому ремень пришлось отстегнуть… Все сразу: шок, потеря сознания, отстегнутый ремень… и удар. Я помню, там месиво из водительницы было, по машине и куртке только и узнали. Тебе дать телефон Оке?

– Нет, не стоит, все равно я с ним не знакома. Лучше расскажи, как вы там?

Адам картинно вздохнул:

– Как всегда. Работаем вдвоем за десятерых. И все срочно.

Фриде хотелось спросить, как ее отдел, но не пришлось, Адам все понял сам.

– Бергман и Вангер уволились, ты знаешь?

– Догадываюсь.

– Но Даг возвращается.

– А Кевин Эк? – Фрида поспешила перевести разговор с опасной темы на другую.

– Эк совсем недавно вспоминал тебя. Можно ему дать твой телефон?

– Можно, – рассмеялась Фрида.

Они еще немного поболтали о личной жизни Адама, по поводу которой тот постоянно жаловался, что ее нет из-за нехватки времени.

Ну что ж, информацию не добыла, так хоть побеседовала. Они со Сандвергом не были большими друзьями, но слышать его приятно. Может, позвонить Кевину Эку самой, он компьютерщик, вряд ли что знает об этом деле, но просто поболтать можно…

Разыскав номер Кевина, позвонила и ему… О деле не спрашивала, просто поговорили. Кевин тоже был ей рад.

Но ощущения, что вернулась, все равно не осталось. Это ощущение мог дать только один человек – ее бывший напарник Даг Вангер, но Дага после увольнения Фриды тоже не было в Управлении. А ведь когда-то ей казалось, что она до пенсии будет работать там, где работал отец. А еще казалось, что они с Дагом… Нет, эту мысль Фрида гнала от себя и тогда, а теперь тем более.

Она носила Дагу кофе из автомата, который принципиально ломался, стоило Вангеру приблизиться, покупала семлы и задыхалась, если его голова склонялась близко к ее голове, когда разглядывали что-то на экране компьютера.

Но все разрушило недоверие – Даг смог усомниться в ее порядочности, заподозрить в предательстве. Тогда Фриде показалось, что она со всем справилась, в одночасье уйдя из Управления и вычеркнув из памяти все предшествующее. Но память предательски вытаскивала то одно, то другое.


Если она хочет заглянуть к подругам до приезда мужа, то должна поторопиться. Линн предстояло еще добраться яхтой с острова, где после рождения дочки они все жили в замке Ларса, до набережной Стокгольма, а потом до Эстермальмсгатан в районе Энегльбрекстчурка. Там переодеться, посмотреть, что следует купить к ужину, и поскорей к подругам либо в офис, либо домой в так любимый ею СоФо – район Седермальма. Ларс вернется из Гетеборга вечером, он не любит терять дневные часы зря, поэтому у нее есть время, все успеет, нужно только попросить капитана их яхты Петера пришвартоваться ближе к Седра Хамнваген у международного терминала, оттуда до «Квартала жаворонков» добраться несложно.

А с малышкой пока побудут бабушка и Свен.

Линн смотрела на сладко посапывающую во сне дочку Линн-Мари. На первой половине имени настоял Ларс, на второй она, бестолково, когда мать и дочь зовут одинаково.

– Вернемся завтра. Вы справитесь?

– Линн, это у тебя дочка первая, у меня третий ребенок, – усмехнулась бабушка Линн Осе Линдберг. – К тому же две няни и Свен…

О да, если Свен рядом с бабушкой, можно вообще ни о чем не беспокоиться. Линн казалось, что в мире не существует домашних и семейных дел, которые не умел бы делать Свен. Это замечательно, что у них с бабушкой роман, старомодный, со всеми приличествующими настоящему роману отступлениями и ограничениями… Линн иногда сомневалась, что они переспали, хотя ухаживание продолжалось уже полтора года. Наверное, сам процесс ухаживания доставлял пожилой паре особое удовольствие.

Свен заменил Ларсу умершего деда, как тот в свое время заменил родителей. Свена даже язык не повернулся бы назвать слугой, он был наставником и опекуном уже взрослого и самостоятельного Юханссона.

Потому Осе и Свен считали маленькую Линн-Мари своей внучкой и заботились о малышке, ревнуя ее к родителям.

– Они избалуют Мари! – возмущалась Линн, в очередной раз обнаружив, что девочка спит не в кроватке, а на большой подушке, лежащей на коленях у Свена, а тот старается не дышать и боится пошевелиться в большом кресле.

– Не успеют, – возражал Ларс, – я их опережу.

Спасало только то, что сама малышка не капризна, ей все равно где спать – в кроватке или на руках у Свена. Она не отдавала предпочтения никому из четверых – ни Линн, ни Ларсу, ни Осе или Свену. Только это не ссорило ненормальных в своем стремлении избаловать ребенка родных.


Супруги договорились переночевать в квартире в «Квартале жаворонков», потому что там имелась особая комната – комната боли. Ларс создал ее, когда решил познакомить Линн с БДСМ. Позже многое оттуда было убрано, но кое-что вернулось. В эту комнату, кроме них, никто не имел права входить.

Это удобно – иметь для секса отдельную квартиру и для БДСМ комнату в ней.

Бывая в Стокгольме, Линн всегда старалась встретиться с подругами, а потому еще с яхты позвонила Бритт, та сообщила о новом деле и позвала заехать к ним в СоФо. В СоФо – Седермальм южней Фолькункагатан, любимый район города у Линн и Бритт, их приглашать не нужно, ноги сами туда несут, только дай волю.

Фрида и Бритт обитали в доме, где раньше жила сама Линн, а еще раньше они с Бритт снимали квартиру этажом ниже. Линн обещала подруге заехать.

Ларс планировал вернуться позже, а потому она решила приготовить ужин и немного убрать в квартире, там не было беспорядка, но была пыль. А еще… они уже давно не занимались ничем в комнате боли, можно и возобновить… Это было тайной причиной, подвигнувшей обоих искать повод переночевать именно в этой квартире.

Муж оказался уже дома, но Линн все же решила съездить к подругам. Она предпочла сделать это до комнаты боли, потому что прекрасно знала, что потом не вырвется. Быстро переоделась в деловой костюм…

– Куда это ты собралась? – Ларс притянул жену к себе.

Линн шутливо отбивалась:

– Отпусти. У меня свидание…

– А я?! Почему я ничего не знаю? Почему меня не пригласили? – Его руки уже расстегивали ее блузку.

– Ларс! Ты не ешь мороженого.

– Я не ем шоколадное мороженое, а ванильное, в отличие от ванильного секса, очень люблю. В наказание за то, что собралась на свидание без меня, ты подставишь свою аппетитную попу…

– Ларс… мне правда пора, Фрида и Бритт ждут.

– Передашь от меня привет и расскажешь, почему задержалась. Они поймут. Вставай на коленки.

– Может, лучше обычным способом? – слабо возражала Линн.

– Я же сказал: ванильный вкус только у мороженого. Где наш лубрикант?

– Ларс, на мне деловой костюм!

– Тем более, не крутись раньше времени, чтобы не измазаться.

Заниматься сексом голышом великолепно, в воде тоже, даже в гардеробе его кабинета в офисе замечательно, но, оказывается, есть своя прелесть и в деловом костюме. Вообще, существуют две крайности – совсем голыми, когда никто помешать не сможет, или там, где в любой момент могут «застукать», это обостряет ощущения.

Сейчас она стояла, опершись на столик у входной двери, которая вовсе не была звуконепроницаемой. А на площадке беседовали две пожилые соседки. Линн подозревала, что Ларс намеренно притащил ее именно сюда, поставил, хорошенько наклонив, и… Она закусила губу, когда в анус нырнул сначала плаг, обильно смазанный лубрикантом, потом был вытащен, и его заменил член самого Ларса. Пришлось сдержать стон, потому что сначала было просто больно.

Рука Ларса взяла ее руку и положила на лобок, давая понять, что нужно помочь себе. Он двигался осторожно, постепенно боль стала проходить, зато росло возбуждение. Только не закричать! Бдительные соседки вполне способны вызвать полицию.

А кричать хотелось уже не от боли, она сама задвигала попой, помогая его движениям, внутри вот-вот прорвется та самая горячая волна, ради которой все свершалось… На пике наслаждения Линн пришлось закусить рукав, чтобы не закричать.

Но вот Ларс замер… Еще пару раз, но уже слабее ткнулся вперед и остановился.

Они немного постояли, прислушиваясь. Нет, соседки продолжали болтать о своих котах и планах на лето.

– Теперь будем почаще вот здесь и так, – шепнул Ларс на ухо, поднимая Линн.

– Я сесть не смогу.

– Пойдем, еще лубриканта добавим. Пойдем, пойдем.

Конечно, юбка катастрофически помялась, блузка тоже, переодеваться пришлось полностью, но кто на это обратил внимание? Мелочи.


Из дома она вышла через два часа, отведя всего пятнадцать минут на то, чтобы принять душ и подсушить волосы. Они никогда не умели обходиться одним разом.

Мало того, пока Линн сушила волосы, Ларс принес еще кое-что. Почувствовав, что он взялся за молнию джинсов, Линн сжала ноги:

– Ларс, нет!

– Занимайся своим делом, только слегка присядь. Я не трону твой зад, но хочу знать, что ты продолжишь получать удовольствие. – Внутрь один за другим скользнули три теперь уже вагинальных шарика. – Ну вот, у них смещенный центр тяжести, будут шевелиться.

– Ларс, – жалобно произнесла жена, – я не удержу.

– На тебе трусики, я же не садист.

– Еще какой! – вздохнула Линн, предвкушая, как будет сладко вздрагивать в ближайшие часы из-за перекатывающихся внутри шариков.

– Когда вернешься, расскажешь, сколько раз кончила. Если окажется мало, я добавлю…

– А если много?

– Накажу.

Ей хотелось услышать что-нибудь этакое, чтобы сладострастные мучения в последующие часы оказались более яркими.

– Заставлю испытывать оргазм всю ночь, пока не свалишься без сил, – прошептал Ларс, покусывая ее ухо.

– М-м-м… прекрати, у меня уже начинается!

– Я думал, ты продолжаешь… Но я могу тебе помочь, если уже началось…

– Нет, иначе я не уйду.

– Ладно, иди, – шлепнул Ларс жену по ягодицам, но в прихожей все же остановил. Поставил перед большим зеркалом, наклонил лицом почти в стекло, взялся за молнию джинсов, которыми Линн заменила юбку.

– Что ты делаешь?

– Тсс! – он прижал палец к губам, давая понять, что на площадке все слышно. – Смотри в зеркало не отрываясь. Не закрывай глаза, слышишь? Не смей закрывать глаза!

Знал, что требовал, потому что когда муж начал ласкать пальцем клитор, Линн закусила губу, чтобы сдержать стон.

Ларс наклонился к уху:

– Смотри в зеркало, но не на меня, а на себя! Смотри себе в глаза.

Слегка потягивая за веревочку шариков и теребя клитор, он довольно быстро добился у Линн сумасшедшего оргазма. А в нужный момент шарики были резким движением вытащены.

У кошек зрачки расширяются в темноте, у Линн они стали огромными, во всю радужку, из-за накрывшей (в который раз!) волны. Лицо покраснело, дыхание сбилось… О боже!

Шарики Ларс заботливо вставил другие…


Она с трудом справилась с желанием остаться. Нет, у них вся ночь впереди, а пока нужно съездить к подругам на пару часов…

Дома оказалась только Бритт, Фрида была еще в офисе.

Бритт уловила нечто необычное в состоянии подруги и хитро поинтересовалась:

– Вспоминаешь атомный секс?

© Эва Хансен, 2013

© ООО «Издательство «Яуза», 2013

© ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Посвящается А.К., без которого эта книга не состоялась бы.


Этот месяц не просто перевернул мою жизнь, он заставил меня изменить все представления о себе самой. В четыре недели вместилось столько надежды и страха, радости и ужаса, счастья и боли… Боли всех цветов и оттенков от простой физической до тяжелейшей душевной. Но что бы я не испытала, я ни на миг не пожалела о том, что произошло, потому что без этой боли не было бы самого большого счастья.

А начиналось все так обычно…

Розовый

– Бритт! Бри-итт! – завязывая кроссовки, я зову подругу вовсе не для того, чтобы она составила мне компанию. Это нечто вроде первого звонка будильника. Когда вернусь с пробежки, последует второй, и только потом запах свежесваренного кофе поднимет Бритт с постели.

Из комнаты подруги доносится мычание:

– Я побежала.

Подруга делает вид, что простужена, а потому сегодня осталась дома, хотя это не редкость. Бритт частенько изыскивает поводы не бегать по утрам, не потому что ленива, а потому что патологическая сова, для нее встать раньше девяти сущее мучение. Испорченное из-за подъема в семь утра настроение не улучшит потом ничто, даже шведский шоколад, который Бритт готова есть килограммами.

Конечно, у нее есть оправдание, причем вполне логичное – Бритт американка, хотя сама себя считает шведкой. Об Америке она вспоминает, когда надо объяснить ночные бодрствования и дневной сон:

– В Америке еще ночь.

– В Америке еще не рассвело.

Хотя за столько месяцев учебы в Стокгольме можно бы и перевести свои биологические часы.

Выбежав из дома, я решительно поворачиваю в сторону Мастер-Микаэльс-гата. Это уже ритуал: в одиночку всегда отправляюсь к Фьелльгатан, Бритт же подавай прямо противоположный маршрут – к Рынку и Арке Боффиля, там, видите ли, условия лучше и освещенность тоже. А мне нравится пару раз сбежать по Лестнице Последнего Гроша, но не только потому, что лестница сама по себе хороша для тренировки мышц, просто я обожаю остров Сёдермальм, а именно район СоФо (Сёдер южнее Фолькункагатана – для тех, кому весь Стокгольм за пределами Гамла Стана это «где-то там»), что бы там о нем не говорили. А еще маленькие, почти деревенские домики возле Катарина-чюрки и сады на Фьелльгатан. Почему? Не знаю сама.

Конечно, СоФо не всегда был приятным районом. Мастер Микаэльс, чьим именем названа крошечная площадь, например, просто стокгольмский палач, а на месте очаровательной Норска-чюрка (Норвежской церкви) некогда стояла огромная виселица, на которой казненные болтались, как пальто в гардеробе – рядами. И Хэккельфьелль недаром назвали Чертовой горой, по поверьям именно здесь собирались ведьмы перед своим пролетом над городом на шабаш на горе Блокулла. Этого никто не видел своими глазами, но все в это верили. Лучшим способом расквитаться с приглянувшейся мужу соседкой было заявление, что та в полночь торопилась на Хэккельфьелль, правда, могли поинтересоваться, что сама делала в такой неурочный час на улице…

Это все в прошлом, ведьмы теперь ездят на «Саабах» или метро, Катарина-чюрку в очередной раз восстановили после пожара, но очарование древности и деревенского местечка осталось. Небольшие деревянные дома с садами за крашеными заборами и даже с водой из колонок – сколько мегаполисов могут таким похвастать? Мне почему-то кажется, что именно уголок СоФо залог живучести Стокгольма.

Когда моя ехидная сводная сестра, для которой Стокгольм это Норрмальм и Эстермальм, напоминала о мрачном прошлом некоторых местечек СоФо, я в ответ фыркала:

– Давно ли на месте твоего обожаемого Берцелий-парка была лужа, называвшаяся, между прочим, Каттхавет. Не знаешь почему?

Тереза лишь картинно пожимала плечами, и я с удовольствием отвечала сама:

– Потому что туда весь город свозил котят – топить! Поищи под кустиками, кошачьих косточек небось немало.

Выросшая в центре Норрмальма я, учась в университете, уже выбрала для собственного жилья другой конец города – СоФо, о котором насмешливо говорят, что в нем все такие независимые, что похожи друг на дружку, как две капли воды.

Это неправда, потому что жители СоФо вовсе не похожи. А то, что иногда одеваются словно под копирку, так это от слишком большого желания выглядеть стокгольмцами, ведь в СоФо частенько собираются провинциалы, жаждущие вкусить прелестей столичной жизни. Это быстро проходит, зато именно оттуда выходят гении дизайна.

Размышляя о жителях СоФо, я пробежала мимо красивой Норска-чюрки и направилась к любимой Лестнице. В этом районе туристы редки, их привлекает Гамла Стан, а если на этом берегу, то предпочитают Сёдермальмсторг (смешно, сейчас требуют вернуть ей старое название – Рюссгарден, «Русское подворье») возле Слюссена, центральную Йотгатан с Рынком и массой магазинов, а теперь вот еще обожаемую Стигом Ларссоном площадь Марияторьет и Санкт-Паульсгатан. Вокруг фонтана Рыбалки Тора отныне толпы экскурсантов, разинув рты, слушают, как замечательно жилось героям ларссоновского «Миллениума».

Конечно, замечательно, что простой журналист смог себе позволить апартаменты в этаком месте. Но несоответствие никого не волнует, как и отсутствие реального адреса у крыши Карлсона. Гиды почему-то решили, что Карлсон жил в красном домике напротив скульптуры Георгия со змием на Купеческой улице, и даже автор не сумела никого в этом переубедить. Шведам все равно, они Карлсона не очень любят. Да и за что любить? Бездельник, лентяй и обжора. Ну и Микаэль Блумквист пусть живет в пентхаусе на Белльмансгатане, если этого так хотелось Стигу Ларссону. Меня никогда не притягивало то, что любят толпами, кажется, что это не любовь и даже не интерес, а просто желание «отметиться», мол, и я здесь был.

А туристы прилежно фотографируют крышу красного дома у Георгия со змием и пентхаус Белльмансгатан № 1, лестницу в Ратуше, по которой спускаются нобелевские лауреаты (интересно, хоть кто-то из этих организованных фотографов в действительности представляет себя в качестве лауреата, как советуют экскурсоводы?). Обязательно смену караула у Королевского дворца… И еще ресторан-клуб «Ривал», принадлежащий в том числе Бенни Андерсону, с балкона которого «АВВА» и звезды Голливуда приветствовали после съемок «Mamma mia» визжащую от восторга толпу. Пусть, шведы народ терпимый и терпеливый…

Лестницу Последнего Гроша не фотографируют. И слава богу!

Несмотря на свежий утренний воздух, спешившая по пустой улице женщина бодрой себя не чувствовала, напротив, отчаянно боролась со сном. Ничего, до дома два шага, даже душ решила не принимать, сразу завалиться спать. В единственный выходной Карин только и делала, что отсыпалась за всю неделю.

Дверь в дом придержала, чтобы та не грохнула, пусть остальные тоже поспят.

– Эй! – на своем этаже Карин обратила внимание на слегка приоткрытую дверь соседской квартиры. – Кайса, ты дома?

Из-за двери никто не отозвался, кажется, в комнате работал телевизор.

Кайса не слишком общительна, живет одна, мужчины к ней не ходят. Да и Карин некогда болтать, едва успевает прийти в себя после одной работы, как пора спешить на вторую. С трех ночи до утра она нелегально убирает в подпольном игровом клубе, потому всю неделю ходит сонной.

Обычно соседки ограничивались фразами приветствия, нос в дела друг друга не совали, проблем у всех хватало своих. Позавчера, уходя на работу поздно вечером, Карин услышала, как Кайса впускает кого-то в квартиру, кажется, женщину, а может даже двоих. Пришлось даже подождать, пока все не стихнет, прежде чем выйти самой, Карин ни к чему лишние вопросы. Неужели потом они вместе ушли, оставив дверь нараспашку?

Нет, лучше закрыть дверь и отправиться к себе. Карин так и поступила, однако уже в своей прихожей вдруг почувствовала настоятельное желание все же достучаться до соседки. Приоткрытая рано утром дверь в квартиру настораживала… Она пыталась вспомнить, была ли дверь открыта, когда Карин вечером уходила на работу, но так и не вспомнила. Этаж верхний, квартиры только две, но мало ли что могло случиться?

Когда на зов снова никто не ответил, женщину почему-то охватил страх. Отворила дверь пошире. Из комнаты доносился голос ведущей утренней программы теленовостей… Вот это уже совсем не дело – уходить, оставив телевизор включенным!

– Кайса, ты спишь, что…

Договорить не смогла, завизжав на весь дом.

Прибежала соседка снизу Энн, смотрела на выскочившую на площадку Карин с ужасом:

– Что случилось?!

– Там… там…

– Что там?

Но Карин не могла произнести ни слова, только показывала рукой в сторону прихожей. Заглянувшая в квартиру Энн схватилась за сердце:

– О, Господи!

Кайса висела, опутанная какими-то веревками. Ее лицо посинело от удушья, большой язык вывалился…

Карин уже тыкала в кнопки мобильника, вызывая службу спасения.

– Полицию… надо… – замотала головой Энн.

– Они вызовут.

Полиция приехала быстро.

Карин решила не упоминать, что слышала, как Кайса впускала кого-то в квартиру. Все равно женщину она не видела и даже о голосе ничего сказать не могла, голос как голос, а тогда пришлось бы объяснять, откуда сама возвращалась рано утром.

Кайса умерла еще позавчера, и вторые сутки болталась в таком виде. Страшная смерть от удушья.

Соседки судачили: маньяк?! И каждая проверяла крепость своих запоров. Если уж начали расправляться дома…

Вспоминали, что выглядело подозрительным в жизни Кайсы. Теперь таковым казалось все: жила одна, мало с кем общалась, гости бывали редко, мужчины никогда, только женщина такого же возраста.

Почему не интересовались соседкой целых два дня? А как интересоваться, если Кайса и раньше исчезала и неделями не появлялась, кто же знал, что на сей раз не так? Где она была в это время? Кто же знает, она не рассказывала. И где работала, тоже не говорила. Если человек не желает всем сообщать подробности своей жизни, кто вправе вмешиваться?

Жить в вечно бурлящем Норрмальме или роскошном Эстермальме я не осталась из-за сводной сестры. Когда мама второй раз вышла замуж, в семье появилось невыносимо самоуверенное и наглое создание – дочь отчима Тереза. Ее мать бросила девочку и умчалась с новым мужем на ту сторону Атлантики. Отец ребенка баловал, няня-итальянка, жалея малышку, позволяла ей все. Результат получился плачевным, со временем справиться с этим монстром не мог уже никто, переезд из Милана в Стокгольм положения не исправил. Замученная бесконечными капризами няня осталась в Италии, а пятнадцатилетняя Тереза решила, что сводная сестра вполне годится в качестве нового объекта издевательств. Между нами разница в полтора года, это, по мнению Терезы, давало ей право брать мои вещи без спроса. Возвращались они никуда не годными, если вообще возвращались.

На мое счастье это продолжалось недолго. Окончив школу и начав самостоятельную жизнь, я безапелляционно выставила сводную сестрицу вон, как только та попыталась проникнуть в мой новый мир, и сократила до минимума общение со всей семьей. Оставалась еще бабушка – мама моего вечно отсутствующего обожаемого папочки. Вот с ней мы созваниваемся ежедневно, даже когда на лето или ближе к Рождеству она уезжает в загородный дом на озеро Валентуна.

Бабушка считает, что проводить Рождество или летние каникулы в городе почти преступление. Я тоже, а потому, как только Бритт улетит в свою солнечную Калифорнию, отбуду на каникулы к бабушке. Но не раньше, потому что бросить хандрящую из-за осенне-зимнего ненастья подругу одну в Стокгольме мне не позволяет совесть. Приглашение провести каникулы в Бюле вместе со мной Бритт, конечно, не отвергла, но как-то так уклончиво ответила, что я поняла: спасибо, лучше не надо.

Вообще-то скорое отбытие Бритт в Калифорнию секрет, но секрет Полишинеля. Сама подруга об этом ни гу-гу, и мне очень обидно, что она скрывает. Я нечаянно увидела билет на самолет, Бритт об этом не догадывается, а я делаю вид, что не догадываюсь, почему она потихоньку собирает вещи.

Наверняка поставит меня перед фактом вроде:

– Линн, прости, я тут решила слетать домой… Ты ведь не обидишься?

Я обиделась и давно, но не на ее решение посетить родимый дом, а на то, что скрывает от меня. Обиделась и молчу, пусть думает, что не догадываюсь.

Можно, конечно, полететь с ней в Калифорнию, но меня туда не слишком тянето, не люблю длинные перелеты. К тому же у Бритт должна быть возможность решить все самой, а мое присутствие в их доме на западном побережье США будет откровенным давлением на и без того не устойчивую душу Бритт. Что-то подсказывает мне, что она вряд ли вернется…

Любимая тема Бритт – маньяки, о всяких страстях она может говорить часами. Разумная и очень практичная в остальном девушка с замиранием сердца слушает новостные сводки, если сообщается об очередном убийстве, и сама с придыханием рассуждает о разных насильниках.

Когда я напоминаю, что подавляющее большинство людей за свою жизнь маньяков и не видели даже на фотографиях криминальных сводок, а неприятности имеют гадкое свойство притягиваться именно к тем, кто их ждет, Бритт горячится:

– Ты не права! Ты не права, и я тебе об этом ответственно заявляю!

Иногда мне кажется, что втайне Бритт надеется встретиться с маньяком, как бы дико это ни звучало. В Америке подруга даже ходила на какие-то курсы единоборств и кое-чему научилась, во всяком случае, время от времени демонстрирует воображаемому насильнику свои воображаемые умения: выставляет ладони ребром и с диким воплем: «Йе!» выбрасывает вперед правую ногу. Видно, это должно отбить у насильника малейшее желание связываться со столь тренированной и воинственной особой.

На деле же после такого упражнения Бритт редко удается удержаться на ногах, она теряет равновесие, и мне не раз приходилось старательно прятать улыбку.

– Все потому что я сейчас мало тренируюсь.

– Ты вообще этого не делаешь. Даже пробежаться утром тебя не заставишь.

Подруга зябко ежится:

– В такой холод?

– Какой холод, Бритт? Еще не зима!

– Тем хуже! Мокро, сыро, серо… – она прячет подбородок в большущий воротник теплого свитера, а кисти рук глубоко в рукава.

Я обнимаю ее, словно укрывая от холода и сырости. Бедная теплолюбивая девочка…

– Ты жалеешь, что приехала сюда учиться?

– Нет, что ты! – бодро отвечает моя американская подруга, но с каждым днем уверенности в ее голосе становится все меньше.

Подозреваю, что, улетев домой в свою солнечную Калифорнию на каникулы, обратно она не вернется. Родители Бритт шведы, но отца увезли в США совсем крохой, а вот у мамы остались детские воспоминания о сказочном Стокгольме и пушистом снеге на Рождество. Воспоминания, которыми она щедро делилась с дочерью, изобиловали восторгами: снежная зима, рождественские катания на санях, запряженных оленями, национальные костюмы… Забывая упомянуть о коротком световом дне половину года, пасмурном небе и том, что глубокие снега зимой – это север, а не юг Швеции, но там вообще полярная ночь.

Сама Бритт помнила только о самобытности шведских дизайнеров, которая просто недостижима ни для остальных европейцев, ни, тем паче, для американцев. Моя подруга уверовала – чтобы стать настоящим дизайнером, просто необходимо отправиться учиться в шведский колледж, что и сделала в августе этого года. Для американки у Бритт явно странные наклонности, насколько я помню, делать что-то собственными руками, если это не приготовление рождественской индейки или фирменного пирога, у них не в чести. Шить себе одежду? Зачем, ее полно в любом бутике на любой вкус и кошелек.

А уж создавать из деревянных брусочков светильники или из проволоки плечики для одежды и вовсе глупость. Куда лучше изготовленные промышленным способом.

Подозреваю, что именно необычное увлечение повышало ценность Бритт в собственных глазах. Это также был способ заявить о своей уникальности.

Она приехала учиться дизайну в Стокгольм, поступила в Бэкменсовский колледж и всю осень вдохновенно превращала километры ткани в оригинальные наряды. Но чем короче становился день, тем больше портилось настроение Бритт, бедолага все чаще задавала риторический вопрос: как можно жить без солнца по полгода?! Дождь приводил ее едва ли ни к зубной боли и отсутствию желания держать себя в форме. Никакие уговоры, что одна утренняя пробежка поднимает настроение куда заметней, чем килограмм вкуснейшего шведского шоколада, не помогали. Если на улице дул холодный ветер или шел дождь, пусть даже мелкий, Бритт оставалась валяться в постели.

– Погибшая – молодая женщина лет двадцати пяти… Точнее определить трудно, лицо слишком распухло… – поспешно наговаривал на диктофон старший инспектор Микаэль Бергман.

Он и впрямь торопился, потому что находиться рядом с этим трупом неприятно, хотя инспектор видел в своей жизни всякое. Просто он патологически не любил повешенных, вид вывалившегося языка вызывал тошноту. Скорей бы уж приехали медики да забрали…

Вообще-то, это не его дело – осматривать место преступления, но Микаэль ам разрешил своему подчиненному Дагу Вангеру задержаться сегодня утром, а потому выполнял его обязанности. Вангер уже звонил, должен вот-вот подъехать. Микаэль Бергман вздохнул, настроение и аппетит испорчены на весь день, но кто же мог знать, что здесь его ждет самое неприятное. С детства, после того, как увидел повесившегося соседа, самоубийц не переносил.

Бергман отправился на кухню, делая вид, что желает еще раз осмотреть оставшуюся на столе посуду… Ничего особенного – недопитая бутылка вина, пара фужеров, чашки, остатки пиццы…

Специалист «по пальчикам» отрицательно помотал головой:

– Нет, только ее пальцы.

– Но выпивали двое?

– Скорее ждала кого-то, второй фужер не тронут. И чашка тоже.

– Странно – пить рано утром.

– Пила вечером, пиццу ела тоже.

Наконец появился Даг Вангер, увидев труп, даже присвистнул:

– Самоубийство?

– Скорее несчастный случай. Самоудушение. Следов борьбы никаких, чужих пальчиков пока тоже.

Даг отправился опрашивать соседей, которых и было-то немного. Дом маленький, всего по две квартиры на каждом из трех этажей, в одной не живут, в двух тугие на ухо пенсионерки, соседка, что обнаружила труп, тоже ничего не видела…

Немного погодя приехали медики, констатировали смерть от удушья, забрали труп.

Инспектор вздохнул:

– Глупая смерть…

– Да, – отозвался старший команды медиков, – она умирала мучительно. Документы есть? Родственники будут опознавать тело?

– Пока не знаем, есть ли родственники. Жила одна.

Наконец, осмотр и опрос закончены. Бергман и Вангер с облегчением покинули квартиру. После увиденного даже хмурое небо показалось приятным. Все познается в сравнении.

Можно возвращаться в отдел и, оформив бумаги, сдавать дело в архив. Инспектор еще не знал, что это лишь первая из нелепых смертей женщин.

Но сразу уйти не удалось.

– Чертовы газетчики! Откуда они узнали?!